В статье делается попытка конкретизировать архаические представления о четырехугольной земле и осеняющем ее округлом небе применительно к устойчивым традициям архитектурного формообразования. За основу взяты наиболее достоверные свидетельства использования соотношений квадрата и окружностей - вписанной и описанной вокруг него - в архитектуре Китая. Констатируется, что подобные соотношения применялись и в архитектуре византийского мира. Ключом к пониманию символики двух кругов, строящихся на основании квадрата, для автора послужила фраза из одного восточнохристианского апокрифа о том, что «небесный круг» более «земного», а земной более «лунного». Проведенный анализ позволил установить, что под первым из них подразумевалось звездное небо с поясом Зодиака, а под вторым - небо с орбитами Луны, Солнца, пяти известных планет, а также созвездий, восходящих к Северному полюсу - вершине мира, увенчанной престолом Вседержителя. Обосновывается мысль о том, что византийская конструкция купола на четырех опорах несла в себе библейский образ созданной во второй день тверди небесной, охватывающей остров земной суши, появившийся и наполнившийся жизнью в последующие дни. А пространство вокруг этого центрального ядра храма образовано соединением неба и земли первого дня творения.

Выстраивание последовательностей квадратов и кругов, заключающихся друг в друге, проливает свет и на многоярусное устройство Вселенной, отображавшееся во многих высотных архитектурных сооружениях. Изученные источники дают основание утверждать, что каждому уровню неба, по традиционным воззрениям, принадлежит своя, подобающая земля. Знакомство с китайской геометрической символикой неба и земли помогает лучше разобраться в этом вопросе, который важен для понимания идейно-символического содержания базовых традиций архитектурно-пространственного формообразования.

Рассматриваются принципы размещения церквей IV-VI вв. в крепостях на правом берегу Дуная (территория Сербии), пространственная организация и архитектура этих церквей. Примеры представлены в четырех видах укрепленных поселений: 1) крепость на дунайском лимесе с военным гарнизоном (Ледерата, Диана, Нова, Сморна, Талиата, Бассиана), 2) город на дунайском лимесе (Сирмиум), 3) трансформация императорской резиденции в христианское поселение вблизи дунайского лимеса (Ромулиана), 4) заново возникшее христианское поселение в стороне от дунайского лимеса (Градина на Елице, Благайнац, Бреговина, Арса).

Констатированы два основных типа церквей: однонефная церковь с нартексом и аннексами и трехнефная базилика с апсидой, нартексом и аннексами, редко с атриумом. Иногда первый тип базилик путем развития и пристроек превращается во второй, образуя так называемые комплексные базилики, характерные для внутренних районов Далмации. В базиликах обоего типа зачастую присутствуют синтрон, алтарная преграда, амвон, а также баптистерий, что свидетельствует об интенсивной христианизации населения. По стилистике большинство трехнефных базилик можно отнести к так называемому эллинистическому типу. Открытие латинских надписей демонстрирует западную юрисдикцию этого региона, тогда как многие архитектурные и скульптурные признаки церквей указывают на их восточные источники, реализованные преимущественно грубым способом, далеким от ведущих художественных течений.

В результате варварских вторжений укрепленные поселения Иллирика перенимают роль хозяйственных центров у некогда существовавших рустичных вилл, как следствие постепенной рурализации, или становятся убежищами для местного населения. Погребения указывают на присутствие в составе населения германцев-федератов (возможно, ариан) и представителей других народов, но явно преобладание романского населения.

Проблема соотношения скального и наземного в церковном зодчестве Эфиопии представляет большой научный интерес. Она непосредственно связана с решением такой фундаментальной задачи, как создание типологической классификации христианских памятников Эфиопского нагорья, необходимой для понимания этой архитектуры. Именно этой проблеме и посвящена статья.

Классификация памятников церковной архитектуры Эфиопии, в той или иной степени имеющих отношение к скальному зодчеству, может строиться на различных принципах. Помимо классификации на основе архитектурных признаков правомерно предложить классификацию по признакам того или иного соотношения скальной и наземной частей, особенностей взаимодействия храмов со скальным объемом. Этот вид классификации позволяет создать основу для решения такого фундаментального вопроса, как генезис скальных либо выстроенных в непосредственном взаимодействии со скальным объемом христианских храмов.

Принцип классификации подобного рода предлагался учеными и ранее. Наиболее разработанной можно считать систему Франсиса Анфрэ. Однако и ее нельзя признать совершенной. Автор, взяв за отправную точку подход Ф. Анфрэ, развивает предложенную им систему классификации.

Помимо рассмотрения различных типов скальных храмов Эфиопии в статье проводятся параллели с памятниками обширного региона христианского Востока, прежде всего областей Малой Азии и Закавказья. Отдельное внимание уделяется феномену инкрустации вырубленных в скальной породе архитектурных форм дополнительными элементами из дерева или других материалов.

Со времен раскопок 1930-х гг. в литературе господствует точка зрения о наличии в «пещерном городе» Эски-Кермен специального водопровода, проведенного с противолежащей возвышенности - от источника в балке Бильдеран. В то же время при этом полностью отсутствуют сведения о влиянии данной инженерной сети на градостроительный контекст Эски-Кермена. Уже одно это делает упомянутые представления сомнительными.

Несмотря на это обстоятельство, в последние годы на исследования вопроса об эски-керменском водопроводе снова стали выделяться бюджетные средства. Во избежание их напрасной траты становится актуальным введение в научный оборот неизвестных ранее архивных материалов по указанной тематике. Из них следует, что еще к 1935 г. гипотеза о наличии в Эски-Кермене водопровода была отброшена как несостоятельная. Вместо водосборных цистерн на склоне последнего были найдены совершенно другие сооружения - в том числе и остатки церкви. Дневниковые записи о ее раскопках были уничтожены, но это не спасло положения, поскольку в дальнейшем профессором В. В. Данилевским была установлена принципиальная невозможность доведения керамического водопровода до самого Эски-Кермена. Выяснилось, что при имеющемся перепаде высот его конструкция не выдержала бы давления воды, а организация самой экспедиции не была подкреплена ни изучением исторических источников, ни инженерным анализом.

Это заключение могло дорого обойтись ее инициаторам, широко разрекламировавшим идею использования древних ирригационных сооружений для нужд колхозного строительства. Поэтому оно никак не было отражено в опубликованных материалах Эски-Керменской экспедиции, а сам В. В. Данилевский был скомпрометирован начальником экспедиции В. И. Равдоникасом. Одновременно последний предложил свое собственное обоснование нецелесообразности дальнейших исследований на Бильдеране.

В статье исследуется процесс развития нормативной архитектуры Китая с VI по начало XX в. Нормативная архитектура, основанная на четырех принципах: единства числовых и геометрических пропорций, пространственной регулярности, иерархичности и модульности, может быть рассмотрена как единый феномен на всем протяжении своего существования. В процессе ее эволюции можно выделить четыре периода: ранний период (VI-IX вв.), период расцвета (X-XIII вв.), период упадка (XIII-XIV вв.), поздний период (XIV-XX вв.).

На раннем этапе происходит уточнение модульной системы деревянного каркаса и ее привязка к систе ме иерархии сооружений, которая в своем завершенном виде представлена в трактате «Инцзао фаши».

Период расцвета связан с написанием трактата «Инцзао фаши» в 1103 г. Нормативную архитектуру этого периода отличала тектоничность, удобство и гибкость в построении, наличие хорошо разработанной модульной системы, рациональность размеров сечений деревянных элементов, глубокое понимание работы конструкций, эффективное использование строительного материала.

Период упадка произошел вследствие воцарения монгольской династии Юань, правители которой не уделяли должного внимания выполнению строительных нормативов. На этом этапе ухудшается качество обработки элементов деревянного каркаса, теряется рациональность структуры каркаса и конструктивная функция некоторых его элементов, нарушается тектоническая основа формообразования, усиливается внешняя декоративность построек, силуэты становятся более устремленными вверх.

На позднем этапе ослабевает конструктивная функция отдельных элементов деревянного каркаса, усиливается декоративная составляющая, упрощается модульная система построения деревянного каркаса. В силуэтах построек горизонтальные членения и акценты становятся более жесткими. В целом прослеживаются тенденции упрощения структуры деревянного каркаса при одновременном усложнении декоративных элементов и увеличения их количества.

В статье рассматривается эволюция теоретических представлений об оборонительном зодчестве на протяжении 1700 лет, с середины III в. до н. э. по середину XV в. Древнейший дошедший до нас трактат, в котором значительное место уделено фортификации, это труд Филона Византийского (сер. III в. до н. э.). Взгляды Филона в статье сопоставляются с представлениями о военной архитектуре Витрувия (вторая половина I в. до н. э.) и Вегеция (рубеж IV и V вв.). После долгого перерыва, только в XV в., появляется новый архитектурный трактат Леона Баттисты Альберти «Десять книг о зодчестве». Еще один рассматриваемый в данной статье «Трактат об архитектуре» Кватроченто принадлежит перу Антонио ди Пьетро Аверлино, более известному как Филарете. В статье, представляющей первую часть исследования, проводится сравнение теоретических взглядов указанных авторов на форму планов оборонительных сооружений. Автор статьи выделяет стратегическую и тактическую концепции в подходах авторов трактатов. Первая подразумевает расположение всего города на местности, план оборонительных сооружений в целом. Вторая концентрируется на индивидуальных особенностях оборонительной архитектуры (размещение башен, куртин, ворот и т. д.). Филон Византийский уделяет много внимания тактической концепции, оставляя совершенно без внимания общий план городских стен. В статье подробно обсуждаются все шесть приводимых Филоном вариантов начертания укреплений на местности. Витрувий является сторонником стратегической концепции и выступает за круглый город. Вегеций следует скорее Филону и отказывается поддерживать позицию Витрувия. Альберти в стратегическом плане вовсе не следует Витрувию. Он видит достоинства и недостатки как круглого, так и многоугольного плана. У Филарете впервые в литературной традиции появляется звездообразный план города.

Вторая часть исследования будет посвящена анализу архитектурных форм оборонительных сооружений.

В статье анализируются исторические аспекты создания одного из наиболее известных образцов применения ортогональной планировки - французского города-крепости Неф-Бризак (инж. С. Ле Престр де Вобан, 1698 г.), ставшего значимой планировочной моделью для европейского военного градостроительства. Исследуется циркуляция этой модели в теоретическим поле европейского военного урбанизма, в связи с чем анализируется значение влияния труда французского инженера Б. Ф. де Белидора на распространение проекта Неф-Бризака среди военных инженеров, работавших в разных частях мира, в том числе на территориях европейских колоний (Сан-Доминго, французская Луизиана). Раскрывается место в этом процессе трактатов британского теоретика Дж. Мюллера, испанского инженера М. С. Тарамаса и русского издания книги Белидора в переводе П. М. Карабанова, включенных в программы различных европейских образовательных учреждений военно-инженерного профиля. В статье ставится вопрос о значении труда Белидора для российского фортификационного градостроительства XVIII в., развивавшегося в русле общеевропейских тенденций, и для российского образования в области фортификации. Рассматривается роль Неф-Бризака как модели в реконструкции сибирских крепостей на Иртышской и Колывано-Кузнецкой оборонительных линиях 1765 г. Анализируются теоретические основания применения планировочной схемы, использовавшейся при проектировании сибирских линейных крепостей и ее связь с трактатом Белидора. Исследование проведено на основе графических материалов и редких печатных книг из собраний российских федеральных архивов и европейских библиотек.

Чарльз Гаскойн (1738 -1806) был приглашен на русскую службу Екатериной II в 1786 г. при содействии адмирала С. Грейга. Именно в России Гаскойн приобретет известность как выдающийся инженер-изобретатель, крупный предприниматель и создатель новейших, по образцу британских, производств, а заодно и как незаурядный архитектор и градостроитель. В статье рассматриваются разнообразные аспекты его деятельности в Петрозаводске, Луганске и на берегах Финского залива у Петергофской дороги. Помимо сформированных во второй половине 1780-х - 1790-х гг. производственных комплексов Гаскойн создавал здесь собственные усадебные ансамбли.

Статья посвящена одной из малоизвестных подробностей истории архитектурного историзма. Как известно, основным направлением русской художественной практики этой эпохи было национальное возрождение. В архитектуре было много разновидностей национализма: от «русского стиля», утверждавшего идею самобытности и основанного на мотивах XVI и XVII вв., до «византийского стиля», который иллюстрировал тезис о преемственности Российской империи в отношении империи Византийской. Автор акцентирует внимание на другой стилистической версии, происходившей из стран Закавказья. Около 1830 г. эти земли были включены в состав Российской империи, после чего их ландшафт, население и культурное наследие стали объектами научных исследований. Особое внимание уделяли российские ученые древним памятникам христианства. Являвшиеся частью христианского наследия армянские и грузинские древности рассматривались как источник стилизации в современной церковной архитектуре. Благодаря теоретикам и архитекторам - князю Г. Г. Гагарину, Д. И. Гримму, А. С. и П. С. Уваровым, Д. З. Бакрадзе и другим - архитектурные традиции Закавказья заняли свое место в ряду стилистических источников историзма. Несомненно, это был начальный этап формирования национальных архитектурных школ ХХ в. в Армении и Грузии.

В эпоху историзма на территории Российской империи распространение получили различные национальные стили, что отвечало потребностям укреплявшегося национального самосознания народов многонационального и многоконфессионального государства. Армяне, проживавшие в империи, тоже стали на путь возрождения своего национального стиля. Массовое строительство церквей в этих формах начинается с последней четверти XIX в.

В статье рассмотрены этапы становления и распространения «армянского» национального стиля на территории России в период эклектики. На примере проектировавшихся и строившихся храмов Армянской Апостольской церкви показаны механизмы и пути развития этого стиля в границах методов эклектики, принятых в русской архитектуре того времени.

Исследование особенностей архитектуры малоизученного памятника архитектуры донских армян - церкви Аменапркич (Всеспасителя) в селе Крым (Топты) 1895-1902 гг. - нацелено на представление памятника в архитектуре донских армян и в становлении армянского стиля Нового времени, а также на раскрытие генезиса композиции и декора этой постройки. Исследование привело к заключению о том, что, с одной стороны, типологически церковь Крыма является упрощенной моделью внутренней композиции собора Эчмиадзин, а внутренние формы купола являются интерпретацией купольных глав двух армянских церквей Кафы (Феодосии) в Крыму. С другой, фасадным убранством она проявляет наибольшее сходство с нахичеванской церковью Сурб Карапет. Заимствование редкой особенности оформления фасадов из чертежа альбома Д. И. Гримма роднит церковь в Крыме с этим памятником Нахичевани-на-Дону, свидетельствует о популярности этого альбома чертежей армянских и грузинских памятников.

Очевидно, архитектор хорошо знал архитектуру Кафы и принял решение о воспроизведении подобной купольной главы в церкви рубежа XIX-XX вв. как знаковой формы, неоспоримо признанной поддержать своим присутствием воспоминание о жизни предков донских армян на Крымском полуострове и, возможно, о конкретном храме Кафы.

Снаружи восьмигранный гладкий барабан диссонировал бы декорированным аркатурой нижним объемам и задаче, которую зодчий поставил перед собой в связи с ориентиром на другой образец. Таким образом, облики внешнего вида и интерьера церкви Аменапркич оказались разными и, похоже, преднамеренно разными. Контраст двух образов очевиден и, скорее, предназначен для создания внутри церкви атмосферы, максимально приближенной к традиционной в средневековом армянском храме.

В Каджарском Иране (1795-1925) персидская архитектура с ее почти непрерывной многовековой историей испытала сильнейшее иноземное влияние, оказавшись под двойным давлением Великобритании и России. Эти тенденции усилились во второй половине XIX в. и привели к частичной модернизации иранской экономики и культуры, что, конечно же, отразилось в архитектуре. При сохранении старых образов в композиции зданий стали применяться новые строительные материалы и конструкции, а это в итоге изменило и плановые схемы, и объемные формы, и характер декора. Выразительный и совершенно уникальный пример такого рода - первый в мире храм бахаи, построенный в Ашхабаде по проекту русского военного инженера В. С. Волкова (1902 г.). Правда, он выступил скорее в роли исполнителя воли заказчика - Абдул-Баха, духовного главы религиозной общины. Свои храмы адепты этой религии, возникшей в Иране в XIX в. на почве шиитского ислама, называют Домами поклонения, или Машрик ул-Азкар (араб. «Место восхода хвалы Бога»). По канонам веры бахаи Дом поклонения должен иметь девять сторон, девять пролетов, девять колонн, девять входов и один купол, символизирующий единство всех религий, а также девять садов вокруг. Все эти условия были отражены в ашхабадском храме, но на первый взгляд его почти нельзя отличить от мусульманской мечети. Такой амбивалентный образ храма бахаи был, безусловно, более конвенциональным в той этнической среде, которая сложилась в Ашхабаде начала ХХ в. И формы, и декор этого здания кажутся «восточными», но в нем гораздо больше взято из арсенала выразительных средств западного классицизма и органично соединено с темами тюрко-персидского симбиоза. Вот почему, по мнению автора, ашхабадский храм бахаи является не столько развитием автохтонной традиции, сколько объектом ориентализма. Но идея этого храма, основанная на философии бахаи, отражает не западные концепции «Востока» и не азиатские пространственные структуры. Это идея будущего мироустройства, объединяющего так называемые Восток и Запад. И хотя она выражена в этом объекте еще очень консервативно, в своей сущности он стал предтечей интернациональной архитектуры ХХ в.

Архитектура Сирии, на территории которой на протяжении многих веков зарождались и исчезали десятки цивилизаций и государств, представляет собой сложное и самобытное явление. В архитектуре Дамаска первой половины XX в. переплелись многовековые традиции сирийского зодчества с новыми европейскими приемами конструктивно-технологического, функционально-планировочного и художественного решения зданий.

Автором исследованы строительные материалы, применяемые в дамасской строительной практике, и методы их изготовления в период Французского мандата (1920-1946 гг.). Конструктивно-технические приемы строительства характеризуют Дамаск как связующее звено между Востоком и Западом.

Традиционное жилище Дамаска сохраняло свои архитектурные и строительные элементы до середины XIX в. (период активного влияния Запада), в первую очередь это наблюдается в расширении города и в устройстве новых районов. В течение этого периода (1839-1854 гг.) действовали османские строительные нормы. Во время Французского мандата европейское влияние возросло и распространилось в области применяемых конструкций и строительных материалов. Был введен цемент, который производился на местных предприятиях, а также бетон и железные элементы, которые импортировались.

Цель данной статьи - изучить и проанализировать традиционные методы и инновации в конструктивно-техническом решении жилых зданий Дамаска в период Французского мандата, определить характер влияния европейской архитектуры.

Статья посвящена кёнигсбергскому этапу (1904-1916 гг.) творчества немецкого архитектора О. В. Куккука. Берлинский архитектор, окончив столичную Техническую школу, восемь лет оставался ассистентом. В 1904 г. он приехал в Кёнигсберг (совр. Калининград), где получил признание. Диапазон художественных предпочтений мастера был довольно широк - от умеренного модерна до стилизаций в духе необарокко и неоклассицизма. В Восточной Пруссии (совр. Калининградская область) мастер построил такие значительные сооружения в стиле модерн, как лютеранский храм и здание Теплых ванн в Раушене (совр. Светлогорск). Сохранилось, хотя в измененном виде, необарочное здание курхауса в колонии вилл Георгенсвальде (совр. Отрадное). Пропагандируя вкус стиля начала XX в., автор издавал в 1911-1913 гг. журнал «Новое искусство в Старой Пруссии». В 1909 г. О. В. Куккук основал собственное архитектурное бюро и много строил в столице провинции. В 1910 г. в Кёнигсберге в стиле сдержанного неоклассицизма был возведен общинный дом прихода королевы Луизы. В 1911 г. на территории местного зоопарка появился Дом званых собраний в стиле рационалистического модерна, отреставрированный в начале XXI в. Построенный мастером в 1912 г. театр королевы Луизы существует до сих пор, скрытый за фасадом сталинского неоклассицизма. Важную часть творческой деятельности мастера составляло проектирование жилых домов - в диапазоне от небольших дешевых сельских домиков в пригороде Кёнигсберга Нойхаузен-Тиргартен (ныне Гурьевск), вплоть до капитальных вилл и многоэтажных домов в столице провинции. О. В. Куккук строил также промышленные сооружения, участвовал в восстановлении разрушенных во время боев Первой мировой войны городов Восточной Пруссии. Ничего неизвестно о деятельности архитектора до приезда в Кёнигсберг, не встречаются упоминания о нем и его работах межвоенного времени XX в.

Автором проведен анализ эволюции принципов «структурного рационализма» в архитектуре первой половины XX в. на примере творчества представителей модерна, неоклассицизма, итальянского рационализма и раннего модернизма. На протяжении XIX столетия усиливается значение конструктивного каркаса в формировании архитектурно-художественного образа здания, что определило особенности «структурного рационализма»: признание ценности тектонической логики готической и классической архитектуры («готический» и «классический» рационализм); выявление конструктивной структуры в архитектурной форме, отказ от деталей, не имеющих конструктивного смысла (Ж.-Ж. Суффло, С. Дейли); «визуальная тектоничность» (Э. Трэйн); комбинированная конструктивная структура, художественное осмысление новых строительных материалов и конструкций («железная архитектура», О. Перре). Выявлены сложившиеся в архитектуре рубежа XIX-XX вв. основные принципы «структурного рационализма» и показано разнообразие их прочтения в творческих концепциях ведущих представителей архитектурных школ 1920-1940-х гг. (О. Перре, В. Гропиус, Ле Корбюзье, Мис ван дер Роэ и др.). Поиск новой эстетики модернизма требует полной независимости композиционно-художественных поисков как от исторических реминисценций, так и от выявления логики конструктивной основы. Неприемлемым кажется в этих условиях и еще одно достижение утилитарно-технического рационализма - определение архитектурной формы логикой конструкции и функционального назначения. В концепциях представителей модернизма на смену принципам «структурного рационализма» приходит идея освобождения архитектурной формы от несущего каркаса. Работы представителей итальянского рационализма, обратившегося к классическому наследию, отличающиеся сложным взаимодействием объема и структурного каркаса, наиболее отчетливо развивают традиции «структурного рационализма».