Представления об идеальном градоустройстве в Китае формировались постепенно и воплощались в жизнь в течение нескольких столетий. Они в значительной степени базировались на мировоззренческих установках и развивались вместе с ними. Основные мировоззренческие и философские концепции древнего Китая сформировались к периоду правления династии Хань, т. е. до III в. н. э. Однако градостроительство того времени еще не имеет примера возведения города по единому геометрически выверенному плану. И лишь в 582 г. император Вэнь-ди династии Суй основывает первый в истории Китая идеальный город - город Дасин. Ответственными за планировку и строительство Дасина были назначены строитель Лю Лун и архитектор Юйвэнь Кай. Это был город невиданных для своего времени размеров, а его строительство велось по заранее составленному проекту, охватившему все существовавшие на тот момент представления об устройстве столицы правителя.

Концепция идеальной планировки города включала в себя несколько аспектов: это базовые мировоззренческие установки древнейшего Китая, истоки которых лежат в дуалистической картине мира; конфуцианские представления о ритуале и устройстве общества и государства; нумерологические концепции, восходящие к древним трактатам об устройстве вселенной, а также следующие из дуализма и нумерологии определенные геометрические пропорции. В связи с этим и анализ формирования структуры идеального города должен включать в себя все вышеперечисленные аспекты. Лишь в таком случае будет возможным всесторонне изучить данный феномен и не только более полно понять процессы формирования китайского города, но и дать ответ на вопрос о многовековой преемственности традиций и их малой изменчивости в китайской архитектуре и градостроительстве.

Развалины церкви Св. Григория были открыты в ходе раскопок 1892 г. в Ани и благодаря превосходной сохранности, безусловно, являлись главнейшей находкой первой археологической кампании. Это способствовало стремлению нескольких ученых провести глубокие исследования церкви. Однако изучение архитектуры и пластического декора было прервано в середине прошлого столетия, а позднейшие короткие упоминания о ней в научной литературе не способствовали пониманию ее как одного из ценнейших памятников нового направления в армянской архитектуре рубежа XII-XIII вв. Целью статьи является раскрытие особенностей пластического декора аркатуры церкви Св. Григория. Подробное единое описание запечатленных фрагментов аркатуры, до этого частично опубликованных разными исследователями, позволяет по-новому взглянуть на нее насколько возможно целиком. Обнаружение двух групп разностилевых звеньев аркады поставило вопросы об одновременности ее возведения и допустимости перестроек в самом арочном фризе. Благодаря сравнению с рельефами построек конца XII - первой половины XIII в., прежде всего, имеющими точную датировку (анийские церкви Сурб Григор Тиграна Оненца и Пркчи, церковь Макараванка и др.) вводятся уточнения временных границ строительства церкви Бахтагека и предпринимается попытка прояснения вопроса ее очередности в группе церквей «живописного стиля». При анализе фасадной пластики отмечается уникальность для армянского строительства XIII столетия некоторых сюжетов и приемов резьбы. Подчеркивается стремление зодчего к простоте изображения и использованию несложных орнаментов, в большинстве церквей XIII столетия получивших сильнейшую разработанность.

В данной статье обращено внимание на латинское слово красота (venustas) в трактате Витрувия «Десять книг об архитектуре». Когда становится очевидным, что слова venustas и Venus принадлежат к одной семантической группе слов, важно понимать, что venustas - это красота как таковая, без дополнительных обращений к чему/кому-либо еще. Об этом свидетельствуют этимологические штудии Э. Покорного и С. Старостина. Они касаются многих древних обозначений из индоевропейской языковой сферы. Для наших целей первостепенный интерес представляют образчики латинского и иранского ареалов, вместе выражающих идею слова и идею красоты как таковой.

После вводных замечаний об этимологии красоты как таковой в статье приводятся два примера. Первый касается целостной и структурной организации Пантеона в Риме. Второй пример связан с орнаментальным убранством мавзолея Саманидов в Бухаре.

Таким образом, визуальный образ красоты не может состояться без целостности образной (метафорической, символической) и структурной. Единство слова и визуальности порождает безотносительный образ красоты как таковой, в нашей работе примером тому служат Пантеон в Риме и мавзолей Саманидов в Бухаре.

Статья продолжает исследование особенностей сводов скальных храмов региона Тыграй на севере Эфиопии, первая часть которого была посвящена куполам. В центре внимания два широко распространенных в сводах скальных церквей Тыграй мотива: кессоны и перекрытие по системе вписанных друг в друга квадратов. В базиликах позднего периода (XIV-XV вв.) эти элементы зачастую комбинируются. Впервые специально рассматривается вопрос генезиса данных конструкций в Эфиопии в контексте возможного влияния других регионов мира, в первую очередь в контексте связи с античной традицией. В статье впервые предлагается классификация различных типов рассматриваемых элементов в скальном зодчестве Эфиопии, основанная на стилистическом анализе. В Эфиопии кессоны, возможно, имеют арабо-мусульманское и коптское происхождение и берут свое начало в архитектуре Восточного Средиземноморья античного периода. Значительно сложнее установить генезис конструкции перекрытия свода сокращающимися со смещением по диагонали квадратами. В поисках прототипов автор обращается к массиву памятников с подобным перекрытием, имевшим обширный ареал распространения в мире. Особый интерес вызывает данная форма в античной традиции, когда она была широко распространена в Малой Азии. Возможность преемственности Эфиопии по отношению к античной культуре подтверждается находками археологов. Однако влияние античности также могло быть опосредованным.

Первая часть данного исследования носила историографический характер, поскольку была посвящена возможному прототипу позднеготических витых колонн - витым колоннам старой базилики Св. Петра в Риме и их распространению в средневековой Западной Европе. Настоящая статья, напротив, сфокусирована не на широте, но на сущности данного явления, а также реакции готической архитектуры на новую для нее форму.

Статья содержит краткий обзор различных способов интерпретации витых колонн в готической архитектуре: они рассматривались как одно из выражений «античной моды» или как проявление поздней стадии развития стилей. Принципиальное отличие данной статьи от других работ заключается в том, что здесь предпринята попытка рассмотреть витые колонны как органичную часть готической архитектуры. Для этой цели выбраны церкви, в которых витые колонны задуманы изначально, а не были искусственно внедрены позже: Сен-Северен в Париже, Сен-Жерве-Сен-Проте в Жизоре и СенНиколя в Сен-Николя-де-Пор, построенные с конца XV в. до 1520-х гг. Витые колонны в данных ансамблях являются всегда парными и помещенными в промежуточные пространственные зоны, то есть отвечают принципам готической архитектуры в первое столетие ее развития. Оказывается, что использование витых колонн ордерно и структурно соответствуют логике готической архитектуры, а художественное воплощение полностью вписывается в поэтику поздней готики.

Василий Григорович-Барский, последний паломник средневекового типа и первый русскоязычный исследователь Ближнего Востока, оставил потомкам свои драгоценные путевые заметки, снабженные собственноручными рисунками. В основном это изображения архитектуры, сопровождающие словесные описания городов, монастырей, руин, храмов, отдельных построек. Он не учился рисованию и геометрии специально и рисовал «не ведущи никакового художества, ниже землемерия, ниже иконописания, но не киим точию просвещением, еже мне Бог свишше дарова, кроме всякого художества, пером и чернилом, и моею рукою».

Тем не менее, он рисовал и сопровождал свои экфрасисы рисунками, без которых все равно трудно представить себе облик того или иного сооружения. Барский оставил потомкам виды городов и отдельных зданий, чертежи-разрезы и планы-схемы. Сначала он ориентировался на европейские образцы, затем выработал собственный стиль. Рисунки Василия Барского имеют в первую очередь информационную задачу и нагрузку, художество не было в центре внимания автора, неслучайно его родственники и первый издатель «Странствований» Рубан называют их чертежами. В видовых зарисовках он почти всегда указывает направление на восток, рисуя в этом месте солнышко и подписывая его по-гречески ανατολή. Посвящения храмов и выдающиеся приметы места подписываются. Если речь идет о схемах, то подписываются части зданий и сюжеты росписей. Он стремится точно передать пропорции изображаемых зданий и это у него в большинстве случаев получается. Рисунки фиксируют состояние зданий на момент зарисовки, и потому его рисунки имеют статус исторического источника. Одновременно нельзя не признать и их художественной ценности, начиная с подражаний, он нашел индивидуальный стиль. Рисункам присуща непосредственность, свежесть и свобода в компоновке, отсутствие формальных художественных приемов.

Архитектура эпохи французского Просвещения, на первый взгляд, одержима идеей границы и разграничения. Много лет именно в этом ключе проходили ее исследования. Эмиль Кауфманн, заложивший основы исследования классицистической архитектуры второй половины XVIII в. как «архитектуры Просвещения» (т. е. неразрывно связанной с мышлением и философией этого периода), говорил о ней как об «автономной архитектуре», сосредоточенной на индивидуальном павильоне, ограниченном внутри самого себя и явно отделенном от остальных. Одновременно с этим мы видим отношение современников к проекту ограды Парижа, который вызывал активный протест. Критика его была связана с политической обстановкой, но, как представляется, на более высоком уровне она была направлена на саму возможность ограничения развития Парижа, на попытку обозначить четкую границу динамичного, сложного столичного города. К.-Н. Леду, спроектировавший заставы для ограды Парижа, называл этот проект словом dévillager, который можно перевести как «раздеревнять», подчеркивая, что ограда не столько ограничивала, сколько определяла город.

На примере дискуссий вокруг «ограды Парижа 1785 года», знаменитых застав Леду, а также путем анализа более раннего проекта ограды Парижа М.-А. Ложье, в статье достигается цель раскрыть специфику отношения к феномену границы в период Просвещения во Франции. Делаются выводы о двойственности этого отношения: очерчивание границы было необходимым для осознания, определения и, при необходимости - изменения объекта.

Одновременно с этим эпохой осознается искусственная природа границы, по крайней мере, искусственность резкой границы, отделяющей один объект от другого жестко, а не мягким, размытым или «ступенчатым» переходом.

В казахском мемориальном зодчестве в XIX в. активизировался поиск новых выразительных форм, основанных в том числе и на вновь осваиваемых источниках образности. Это привело к всплеску процесса формообразования на всей территории Казахстана во второй половине XIX - начале XX в. В этот период на востоке Казахстана народные зодчие, создавая архитектуру мавзолеев, в ряде случаев вдохновлялись формами культовых сооружений ламаизма (субурган, ступа). Ламаизм (тибетский буддизм) утвердился не только на территориях, примыкающих к Восточному Казахстану, но, благодаря миграциям джунгарских племен, и по всему Верхнему Прииртышью. Исторические контакты казахов с ойратами, а позднее тесные связи с Западным Китаем, где также процветал ламаизм, совпавшие с интенсивными поисками образности в мемориальном зодчестве, вероятно, и могли актуализировать «восточные ассоциации».

Влияние ламаистских культовых сооружений особенно прослеживается в архитектуре мавзолеев Жаманбала-Садырбай, Зейнулла, а также и в других памятниках (Сарыказак, Балтабек кажи и др.). Впрочем, даже в наиболее характерном мавзолее Жаманбала-Садырбай нельзя говорить о прямом копировании форм буддийской архитектуры - это скорее импровизация на тему субургана на традиционной основе (квадратный в плане корпус, увенчанный куполом), последняя выразилась в еще большей степени в сводчатом внутреннем пространстве камеры, что вообще не характерно для субурганов.

Народным мастерам, творившим на востоке казахских степей и освоившим к середине XIX в. традиционную объемно-пространственную структуру однокамерного купольного объема, а на его основе и многокамерные композиции, предстояло определиться с дальнейшими путями развития мемориалов. В этих условиях одному из направлений поисков образности оказались созвучными «восточные» архитектурные формы, которые в некотором приближении и были использованы в создании новых уникальных композиций.

Цель данной статьи - выявление концепций рациональности в архитектурной теории рубежа XVIII- XIX вв. и определение их влияния на формирование профессионального мировоззрения второй половины XIX - начала XX в.

Доминирующим направлением в эпоху классицизма стал поиск эстетического совершенства, выявление универсальных законов красоты средствами разума. Для этого архитекторы XVIII в. обращаются к образцам древнегреческого и ренессансного зодчества, лучшим примерам классицизма XVII в. Эстетический рационализм эволюционирует от поиска идеального произведения исторической архитектуры и выявления закономерностей его создания к разработке универсальных правил красоты. В 1750-1790-е гг. в Европе, в первую очередь во Франции, сформировались два направления - «готический» и «классический» рационализм. Эти концепции объединяло представление о том, что архитектура лучше всего выражается в наиболее экономном использовании структурных форм. Ряд теоретиков рубежа XVIII-XIX вв. (Ж. Ж. Суффло, М.-А. Ложье, Э. Л. Булле, М.-Ж. Пейр, Дж. Н. Л. Дюран) стремятся расширить традиционные представления о «хорошей» архитектуре. Они приходят не только к новой интерпретации понятия красоты зданий, но и к признанию структурной честности и удобства функционирования как важнейших характеристик. Таким образом, в недрах теории классицизма появляются идеи функционализма и «структурного» рационализма. Теоретические концепции рубежа XVIII-XIX вв. объединяет историзм мышления, обязательный поиск образца, который становится материалом для исследования и моделью для повторения - будь то лучшие произведения древнегреческого, ренессансного и классицистического зодчества (эстетический рационализм), функционально-планировочное решение древнеримских зданий или конструктивные приемы готической архитектуры (зарождающийся функционализм и «структурный» рационализм).

В статье определяются главные этапы формирования аристократических курортных комплексов с конца XVIII по начало XX в. на примере курортов Англии (Брайтон), Бельгии (Остенде), Германии (Хайлигендамм, Херингсдорф) и Эстонии (Хаапсалу). Анализируются основные типы курортных зданий: курзалы, курхаусы, бадехаусы, холодные купальни, пирсы и галереи. Рассматриваются композиция, стилистика, конструктивно-технические характеристики, функциональные особенности этих архитектурных сооружений и формулируются отличия архитектуры морских курортов от минеральных. Дается оценка роли аристократических курортов в формировании курортной архитектуры Балтийского и Северного побережий в течение полутора веков. Подчеркивается влияние морской курортной архитектуры на изменение философии взаимоотношений человека и природы. Несмотря на национальные особенности и культурно-исторический контекст каждой страны, при всем концептуальном и художественном разнообразии архитектура курортов Балтийского и Северных морей образует единую архитектурно-типологическую систему.

Французское присутствие в Алжире с 1830 г. внесло значительные изменения в архитектурный ландшафт города. Доминирующей чертой этого преобразования было строительство домов европейского типа. Первые образцы были построены в основном в пределах Османского города, особенно в его нижней части. В статье делается попытка объяснить некоторые особенности этого типа жилья. Рассматриваются мнения по поводу распространения этих новых архитектурных построек и их связи с османской основой. В статье будет объяснена типология этих новых европейских домов, которые особым образом сохранили оригинальность османской архитектуры.

Статья посвящена изучению декора и архитектурных деталей зданий Дамаска периода Французского Мандата. Исследованы здания, расположенные в центральной части города, которая в наибольшей степени подверглась влиянию европейской культурной традиции. Здесь были построены первые общественные здания, отвечающие функционально-планировочным и конструктивным приемам, сложившимся в первую очередь во Франции. Декоративное убранство зданий центральной части города также отвечало тенденциям европейской архитектуры начала ХХ в. Вместе с тем в архитектуре Дамаска отразилось многообразное культурное наследие вечного города. Смешение европейских и местных традиций стало основой уникального стиля дамасской архитектуры.

Статья направлена на изучение художественных и архитектурных основ, строительных и отделочных материалов, технических приемов, используемых в строительстве зданий в период Французского Мандата, кроме того, в ней отмечены различные влияния, определившие облик этих зданий.